"Я нарисую мир таким, каким люблю.."

Это история о несчастной любви же!!!
Жили-были девочка и мальчик. И была у них любовь неземная. Мальчик дарил девочке цветы, конфеты и плюшевых милашек. Они всегда держались за руки, гуляли под дождем и надеялись, что так будет всегда. Вот однажды подарил он ей на день рожденье такого очаровательного мишку, такого же большого, каким было их чувство. И она обожала мишку и ложилась с ним спать. Все, чего они хотели - это быть вместе всегда.
Но однажды они поругались из-за какой-то ерунды. Наговорили друг другу глупостей.
Да так и не смогли помириться. Каждый думал, что другой должен позвонить\прийти\помириться первым. И не хотел сделать первого шага. Мишку тоже коснулась обида, и, хотя он был совершенно не при чем, его закинули на антресоли.
Шло время.
Однажды она увидела его на улице с другой девушкой. Стало ясно, что ничего уже не вернуть.
У нее тоже появились новые отношения, она даже собралась выходить замуж. Необходимо было собрать свои вещи, чтобы въехать в новый дом. Разбирая полки, она наткнулась на мишку. И все-все-все вспомнила. В сердце у неприятно кольнуло, и так как ей больше не хотелось вспоминать о прошлом, и выбрасывать мишку было жалко, она просто вынесла его во двор и положила на видном месте, в надежде что кто-нибудь заберет его себе.

Я долго был другом
девчушке одной
она подросла
И сказала : Домой

-Тебя же там ждут,
иди-ка в свой лес!
Но я же остался,
Ведь мой дом был здесь!

Сижу среди веток
Сижу без ночлега!
Надеждою греюсь
Под шапкой из снега!

Я верю, однажды,
сойдет снежный ком.
найдет меня кто-то,
А я найду ДОМ!!!

Мсье Женевье был старым и больным человеком. Вот уже близился его восьмидесятый день рождения - правда, отмечать очередной свой юбилей у старика не было ни сил, ни желания. Как не осталось у него и друзей, что бесцеремонным своим вторжением могли нарушить его тихое бытование. Одни мирно покоились в своих могилах, другие в испуге бежали его общества, ибо с годами Женевье стал обретать не только физические болячки, но и болячки душевные.
Безусловно, ничего удивительного в том, что на закате жизни у старика вдруг проснулась тяга к куклам, не было. Каждый из нас склонен к тем или иным увлечениям, кажущимся нелепыми лишь ровно до той поры, пока и за собой ты не начнешь замечать некоторых странностей. Что же касалось Женевье, то, оставив работу в разорившемся игрушечном магазине, он принялся обходить соседей и просто знакомых и собирать у них фарфоровых пастушек, собачек и королей, пластмассовых пупсов и резиновых кротов, мягких пушистых зайцев и ватных Санта Клаусов. Прознав о забаве старика, свои игрушки несли к нему и дети: сломанные, порванные и искромсанные неловкими пальцами, в руках мсье Женевье они обретали вторую жизнь. Старик искусно ремонтировал нанесенные увечья и возвращал сокровище сиявшему от счастья владельцу. Позже, когда дети вырастали, многие из них отдавали ему вылеченные игрушки - и те разбредались по углам его огромной городской квартиры, дабы уснуть праведными снами, лишь изредка - когда их щекотала кисточка для смахивания пыли - переворачиваясь на другой бок.
Среди всего этого причудливого игрушечного многообразия был один медведь, но о нем следует сказать чуть погодя. Как мы уже упоминали, странности, как только они находят себе подтверждение, сразу становятся в наших глазах не более чем милыми чудачествами, что с той или иной стороны дорисовывают образ друга и собеседника. Но вскоре даже самые преданные друзья Женевье встревожились. Все дело было в том, что игрушек у старика прибавлялось не по дням, а по часам, однако коллекция его не производила впечатление изобилия: казалось, будто старые игрушки таинственным образом куда-то исчезают, уступая место новым; а однажды на один неосторожный вопрос гостя, куда девался деревянный клоун, которого подарил Женевье его сын, тот задребезжал неожиданно высоким смехом и сказал, что клоуну надоело прохлаждаться у него на диване и он ушел.
"Выбросил", - скажут одни. "Продал", - возразят другие. Но какой же коллекционер станет добровольно избавляться от нажитого им сокровища? Да и в продажу игрушек верилось с большим трудом, поскольку старик не принадлежал к числу тех, кто занимается инвестированием в предметы антиквариата.
Впрочем, и это можно было отнести на предмет чудачества. Кому какое дело до того, что делает с игрушками старик, который того и гляди совсем выживет из ума? Да, следовало бы упомянуть о немаловажном в этой истории грустном обстоятельстве: мсье Женевье страдал прогрессирующим слабоумием, все чаще забывая имена людей и даты, и превыше человеческих лиц припоминая одни лишь плюшевые морды зверей и румяные личики куколок инфант. Среди его игрушек был большой серый медведь, покрытый мягкой искусственной шерстью; он был, пожалуй, единственным, с кем старик прошел сквозь все свои годы, ибо немногочисленные его гости отмечали, что видели этого медведя восседающим в кресле за рабочим верстаком и пять лет тому назад, и десять. Женевье, по его же собственным словам, строжайше запрещал медведю покидать квартиру - но волею судьбы именно он оказался последним, кому довелось это сделать.
Шло время. Теперь уже все окружавшие старика люди сторонились его. Когда Женевье шагал по улице, опираясь на трость, напоминавшую костлявую ногу, и вполголоса бормотал что-то себе под нос или вертел перед глазами пальчиковую куклу, которая разыгрывала перед ним один и тот же бесконечный конферанс, прохожие моментально образовывали вокруг него живой круг, избегая пересечения его границ. Так часто бывает, когда мы сталкиваемся с людьми со странностями; странность, как и любая другая болезнь, опасна тем, что способна перекинуться на человека здорового. Дети больше не несли ему свои игрушки, а дразнили, выкрикивая издалека обидные прозвища (включая и те, которые в детском возрасте знать не полагается). А тем из них, кто порывался взглянуть на странного старика поближе, это запрещали родители.
И вот, наконец, пришел день, когда мсье Женевье открыл глаза в своей постели, посмотрел на висевший на стене отрывной календарь - и обнаружил, что если лишить его очередного своего листка, то окажется, что ему исполнилось сегодня ровно восемьдесят лет. Но старик больше не хотел расти и потому снова закрыл глаза.
Спустя примерно полчаса в доме раздался такой страшный грохот, что даже тех жильцов, которые еще видели десятый сон (дело случилось в воскресенье), мигом выдуло из кроватей; каждый начал быстро, впопыхах одеваться, влезать в тапочки и стучать в дверь к соседу: что случилось, не иначе как снова началась война? Грохот длился всего мгновение - по крайней мере, уж точно меньше минуты - и за это время каждому из них показалось, что в преисподнюю обрушивается целая улица. Но стоило грохоту утихнуть - и каждому вдруг сразу стало ясно, что раздавшийся шум носил исключительно местный характер и доносился из-за двери в квартиру старика. Не долго думая, ее взломали и ввалились внутрь, ожидая увидеть в квартире полнейшие сор и разруху.
К удивлению жильцов, все в обиталище старого мсье Женевье было нетронутым. Никем не потревоженные игрушки сидели на стульях и креслах, глядели из-под стеклянных дверец шкафов, болтались, подвешенные на крючках вешалок для одежды в прихожей.
Впрочем, нетронутой квартира казалась только на первый взгляд. Прежде всего, исчез сам хозяин, а с ним, как по мановению волшебный палочки, испарился и стариковский дух, которым в иные дни разило даже из-под запертой двери.
Во-вторых, иначе выглядели игрушки. Когда старик был жив, немногочисленные его посетители отмечали необычайную живость обитателей квартиры: набитые войлоком белки и ежи того и гляди готовы были пуститься в пляс на диване, с языка петуха, кружившегося под потолком одной из комнат, вот-вот было готово сорваться озорное "ку-ка-ре-ку", и все вокруг играло самыми яркими красками. Теперь же, несмотря на то, что свет в квартире горел, игрушки его словно потеряли. Серые и унылые, они казались обыкновенным хламом в кладовой великовозрастного юнца.
И, в-третьих, из кресла перед верстаком, на котором было разложено какое-то очередное игрушечное создание, исчез медведь. Его обнаружили в развилке дерева, что росло под окном старика; ставни, несмотря на холод, были распахнуты настежь, и кто-то вспомнил о странной особенности игрушек Женевье "уходить" из дома... Медведь еще дрожал, отчаянно пытаясь выбраться из западни, в которую угодил: ветви крепко защемили его с обоих сторон, и лапы его были слишком неуклюжими для того, чтобы он смог дотянуться до них и оттолкнуться посильнее. Так он и дергался, все тише, и тише, пока не замер. Замерз. На дворе была зима.
Зеваки обошли дерево кругом и кто-то из них приметил в спине медведя заводной ключик, который еще как будто нехотя пытался проворачиваться, без особой на то пользы для игрушки, но - вопреки: и холоду, и старости, и смерти, и сковавшему все и вся брезгливому людскому любопытству. Потом остановился и он.