Элеонора. Воспоминания. Часть 7.
Jun. 17th, 2013 02:26 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
lyu_sannaНачало..
Воспоминания. Часть 1.
Воспоминания. Часть 2.
Воспоминания. Часть 3.
Воспоминания. Часть 4.
Воспоминания. Часть 5.
Воспоминания. Часть 6.
Петр Сергеевич вел машину плавно, осторожно, не в последнюю очередь из-за плохих погодных условий. Казалось, словно сама стихия беснуется и кружит в каком-то ведьмином танце по дорогам, прибивая пыль и мусор, по тропинкам, устраивая в них лужи, по окнам проезжающих мимо машин. «Шабаш», - подумал Петр и еще немного сбавил скорость. В зеркало заднего вида он хорошо видел Надежду Васильевну, которая ни разу не шелохнулась с тех пор, как он посадил её в машину, её лицо постарело и покрылось сеткой морщин. Нет, не тех, что человек приобретает с возрастом, от смеха, да от мимики, это были морщины горя. Они опустили уголки её глаз, образовав в них трещины высохшей жарким солнцем земли. От глаз морщины сбегали к носу, углубив носогубные складки настолько, что казалось, именно там теперь хранилище её слез, и спустились к губам. Было видно, что эти губы и раньше улыбались не часто, но не потому, что сидящее за ним женщина не умела улыбаться, просто она была сдержанным человеком. Петр понимал, что все его выводы поверхностные и основываются на двух таких разных встречах, но именно сейчас он был уверен, что прав. Ведь он очень хорошо помнил её смех в тот момент, когда он вел её под зонтом к машине, тогда - несколько часов назад - перед ним был совсем другой человек.
Дождь хлестал всё сильнее, и Петр включил дворники, которые с привычным уже ему скрежетом заскользили по стеклу, приоткрывая ему на секунды окружающий мир. Неуверенно, словно вор, Петр перемести свой взор на девочку. Эля шевелилась, и это вселяло надежду. Хотя, оно и понятно, она юная, в этом возрасте печали даются иначе, глубина трагедии всегда сглаживается юношеским оптимизмом. Петр хорошо помнил, как его Зоя легко и быстро в свои 15-17 лет забывала обиды, очаровывалось заново в том, в чем совсем недавно разочаровалась, и улыбалась в те моменты, когда на глазах еще не успевали досохнуть слезы. Воспоминания о Зое заставили Петра сжать зубы. Они давно не виделись. Очень давно. Даже слишком. Она объясняла всё это работой, большой загруженность, наличием маленькой дочери и мужа, который в отличие от Зои нигде не работал, а в свое удовольствие сидел на шее жены, но Петр чувствовал, что это не причина, не настоящая причина, было что-то еще, что она не хотела ему говорить по каким-то своим мотивам. Петр очень боялся потерять ту нить, что возникла между ними после того, как он снова вернулся к жизни. Он так всегда и говорил. Себе и другим – вернулся к жизни. И жизни у него теперь было две. И обе не оконченных. И ему не хотелось однажды понять, что его вторая жизнь плавно перетекла в первую, ему не хотелось снова терять, не хотелось быть одному. Петр сам себе в первую очередь боялся признаться, что боится снова остаться один, что это может быть его последнее в жизни одиночество. Он отмахнул от себя эти мысли. «Завтра надо будет позвонить Зое и поговорить с ней», - подумал Петр Сергеевич, сворачивая в элин двор. Всё так же, как и несколько часов назад. Театр абсурда, мистика, кривое зеркало. Как не назови. Здесь ничего не изменилось. То же забытое на веревке белье мокнет под проливным дождем, кошачья морда всё так же торчит из окна подвала, чья-то любознательная соседка на первом этаже снова спешно опустила штору, тот же подъезд. Всё то же, да не то. Для двух его пассажирок этот двор больше никогда не будет таким же, этот день войдет в их память навсегда, их жизнь теперь так же, как и его однажды, разделится на две, даже на четыре. И каждая из них теперь будет мысленно проговаривать про себя «вот раньше» или «когда папа был жив». От этих мыслей у Петра защемило в горле, он сглотнул комок и остановился около подъезда. Штора на окне первого этажа снова опустилась.
Петер сидел и не знал, что делать дальше. Их надо проводить домой. Но куда? И, главное, как? Как вдохнуть жизнь в эти две статуи?!
- Кхе, - он кашлянул, пытаясь вернуть себе осипший от волнения и долгого молчания голос, - мы приехали, - Надежда Васильевна даже не пошевелилась и никак не подала виду, что хотя бы слышит его, зато Эля подняла на него глаза.
- Куда?
- Домой.
- А к кому? – в элином голосе жизни было не больше, чем в валявшейся под деревом иссохшей ветке, но она по крайней мере говорила, она отзывалась, с ней можно было наладить контакт!
В этот момент Петр понял, что всё будет еще сложнее, чем ему казалось вначале и, пытаясь выиграть время и всё же как-то проводить их домой, он зачем-то соврал:
- Ко мне. – «Черт! Я же не психолог! Куда я лезу?! Что я буду с ними делать?! Как общаться?!» Им сейчас кто-то из близких нужен, из родных, или на худой конец психолог, но никак не старый маразматик вроде него, который даже со своей жизнью не может справиться. Все эти мысли промелькнули в его голове на одном выдохе, на вдохе он распахнул дверцу машины и шагнул под проливной дождь. В голове откуда-то всплыли слова диспетчера, которая, называя ему номер дома, почему-то назвала и номер квартиры, они еще дружно над этим посмеялись, вспоминая фильм «Ирония судьбы». Но именно сейчас эта информация оказалась как нельзя кстати. «Придется экспериментировать, актер хренов», - дал себе напутствие Петр и обошел машину, чтобы открыть дверцу Эле. Девочка следила за ним как завороженная, прокладывая глазами его маршрут от его дверцы до своей. Петр распахнул дверь и синхронно с дверью раскрыл зонт, который сегодня сослужил ему хорошую службу. Сегодня вообще всё складывалось таким образом, словно события вытекали одно из другого, оставляя за собой видимый и ощутимый след.
- Прошу, - он галантно нагнулся, предлагая Эле руку. И Эле ничего не оставалось, как вложить свою маленькую и хрупкую ладонь в его большую и жилистую. Под зонтом они дошли до подъезда, где Петр хотел на время оставить Элю, чтобы вывести из машины её маму, и уже отходя, обернулся, словно что-то вспомнив. – Дай мне ключи, пожалуйста.
- Какие ключи? – девочка продолжала недоуменно отвечать на все его вопросы. Петр стиснул руки, понимая, что ей сейчас тяжело и что сейчас совсем не время обрушиваться на неё праведным гневом.
- Свои ключи.
Не спрашивая, зачем они ему, Эля послушно открыла сумочку, достала оттуда ключи, отчего из сумочки на асфальт выпали черные кружевные перчатки, она нагнулась, чтобы поднять их, но на полпути передумала и почему-то отшвырнула их мыском туфли в траву, что росла около подъезда. Протягивая ключи Петру, Эля смотрела куда-то в сторону, а не на него. Петр проследил за её взглядом, но никого не увидел, однако девочка всматривалась всё внимательнее, на её лбу собирались морщины, брови разрезала глубокая складка, Эля начала что-то бормотать себе под нос. Петру некогда было её слушать, ему нужно было каким-то образом уговорить её мать выйти из машины. Если она вообще услышит его. Он подозревал, что так просто, как с Элей, дело не закончится, поэтому вдохнул поглубже и быстрым шагал пошел в сторону машины. Надежда Васильевна сидела всё в той же позе, только руки поменяла местами. Петр открыл дверцу и нагнулся в образовавшийся проем.
- Пойдемте. – Женщина подняла на него абсолютно бессмысленный взгляд, в котором не было ни только хотя бы капли понимания происходящего, но и так же жизни. «Надеюсь, она не обезумела по дороге», - Петр, протянул ей руку и послушно приготовился ждать. Однако всё пошло совсем не так, как он предполагал, и даже не так, как боялся. В какой-то миг ему показалось, что в её глазах промелькнуло не то узнавание, но то адекватность происходящему, она протянула руку и послушно вышла из машины. И так же послушно дошла с ним до подъезда. Петр обернулся, чтобы убедиться, что его машина никому не мешает, нажал кнопку закрывания дверей на брелоке и, придерживая Надежду Васильевну под руку, дошел до подъезда, там спросил у Эли, какой им нужен этаж, и прошмыгнул вместе с двумя женщинам в подъезд, отряхивая за дверью мокрый зонт.
Воспоминания. Часть 1.
Воспоминания. Часть 2.
Воспоминания. Часть 3.
Воспоминания. Часть 4.
Воспоминания. Часть 5.
Воспоминания. Часть 6.
Петр Сергеевич вел машину плавно, осторожно, не в последнюю очередь из-за плохих погодных условий. Казалось, словно сама стихия беснуется и кружит в каком-то ведьмином танце по дорогам, прибивая пыль и мусор, по тропинкам, устраивая в них лужи, по окнам проезжающих мимо машин. «Шабаш», - подумал Петр и еще немного сбавил скорость. В зеркало заднего вида он хорошо видел Надежду Васильевну, которая ни разу не шелохнулась с тех пор, как он посадил её в машину, её лицо постарело и покрылось сеткой морщин. Нет, не тех, что человек приобретает с возрастом, от смеха, да от мимики, это были морщины горя. Они опустили уголки её глаз, образовав в них трещины высохшей жарким солнцем земли. От глаз морщины сбегали к носу, углубив носогубные складки настолько, что казалось, именно там теперь хранилище её слез, и спустились к губам. Было видно, что эти губы и раньше улыбались не часто, но не потому, что сидящее за ним женщина не умела улыбаться, просто она была сдержанным человеком. Петр понимал, что все его выводы поверхностные и основываются на двух таких разных встречах, но именно сейчас он был уверен, что прав. Ведь он очень хорошо помнил её смех в тот момент, когда он вел её под зонтом к машине, тогда - несколько часов назад - перед ним был совсем другой человек.
Дождь хлестал всё сильнее, и Петр включил дворники, которые с привычным уже ему скрежетом заскользили по стеклу, приоткрывая ему на секунды окружающий мир. Неуверенно, словно вор, Петр перемести свой взор на девочку. Эля шевелилась, и это вселяло надежду. Хотя, оно и понятно, она юная, в этом возрасте печали даются иначе, глубина трагедии всегда сглаживается юношеским оптимизмом. Петр хорошо помнил, как его Зоя легко и быстро в свои 15-17 лет забывала обиды, очаровывалось заново в том, в чем совсем недавно разочаровалась, и улыбалась в те моменты, когда на глазах еще не успевали досохнуть слезы. Воспоминания о Зое заставили Петра сжать зубы. Они давно не виделись. Очень давно. Даже слишком. Она объясняла всё это работой, большой загруженность, наличием маленькой дочери и мужа, который в отличие от Зои нигде не работал, а в свое удовольствие сидел на шее жены, но Петр чувствовал, что это не причина, не настоящая причина, было что-то еще, что она не хотела ему говорить по каким-то своим мотивам. Петр очень боялся потерять ту нить, что возникла между ними после того, как он снова вернулся к жизни. Он так всегда и говорил. Себе и другим – вернулся к жизни. И жизни у него теперь было две. И обе не оконченных. И ему не хотелось однажды понять, что его вторая жизнь плавно перетекла в первую, ему не хотелось снова терять, не хотелось быть одному. Петр сам себе в первую очередь боялся признаться, что боится снова остаться один, что это может быть его последнее в жизни одиночество. Он отмахнул от себя эти мысли. «Завтра надо будет позвонить Зое и поговорить с ней», - подумал Петр Сергеевич, сворачивая в элин двор. Всё так же, как и несколько часов назад. Театр абсурда, мистика, кривое зеркало. Как не назови. Здесь ничего не изменилось. То же забытое на веревке белье мокнет под проливным дождем, кошачья морда всё так же торчит из окна подвала, чья-то любознательная соседка на первом этаже снова спешно опустила штору, тот же подъезд. Всё то же, да не то. Для двух его пассажирок этот двор больше никогда не будет таким же, этот день войдет в их память навсегда, их жизнь теперь так же, как и его однажды, разделится на две, даже на четыре. И каждая из них теперь будет мысленно проговаривать про себя «вот раньше» или «когда папа был жив». От этих мыслей у Петра защемило в горле, он сглотнул комок и остановился около подъезда. Штора на окне первого этажа снова опустилась.
Петер сидел и не знал, что делать дальше. Их надо проводить домой. Но куда? И, главное, как? Как вдохнуть жизнь в эти две статуи?!
- Кхе, - он кашлянул, пытаясь вернуть себе осипший от волнения и долгого молчания голос, - мы приехали, - Надежда Васильевна даже не пошевелилась и никак не подала виду, что хотя бы слышит его, зато Эля подняла на него глаза.
- Куда?
- Домой.
- А к кому? – в элином голосе жизни было не больше, чем в валявшейся под деревом иссохшей ветке, но она по крайней мере говорила, она отзывалась, с ней можно было наладить контакт!
В этот момент Петр понял, что всё будет еще сложнее, чем ему казалось вначале и, пытаясь выиграть время и всё же как-то проводить их домой, он зачем-то соврал:
- Ко мне. – «Черт! Я же не психолог! Куда я лезу?! Что я буду с ними делать?! Как общаться?!» Им сейчас кто-то из близких нужен, из родных, или на худой конец психолог, но никак не старый маразматик вроде него, который даже со своей жизнью не может справиться. Все эти мысли промелькнули в его голове на одном выдохе, на вдохе он распахнул дверцу машины и шагнул под проливной дождь. В голове откуда-то всплыли слова диспетчера, которая, называя ему номер дома, почему-то назвала и номер квартиры, они еще дружно над этим посмеялись, вспоминая фильм «Ирония судьбы». Но именно сейчас эта информация оказалась как нельзя кстати. «Придется экспериментировать, актер хренов», - дал себе напутствие Петр и обошел машину, чтобы открыть дверцу Эле. Девочка следила за ним как завороженная, прокладывая глазами его маршрут от его дверцы до своей. Петр распахнул дверь и синхронно с дверью раскрыл зонт, который сегодня сослужил ему хорошую службу. Сегодня вообще всё складывалось таким образом, словно события вытекали одно из другого, оставляя за собой видимый и ощутимый след.
- Прошу, - он галантно нагнулся, предлагая Эле руку. И Эле ничего не оставалось, как вложить свою маленькую и хрупкую ладонь в его большую и жилистую. Под зонтом они дошли до подъезда, где Петр хотел на время оставить Элю, чтобы вывести из машины её маму, и уже отходя, обернулся, словно что-то вспомнив. – Дай мне ключи, пожалуйста.
- Какие ключи? – девочка продолжала недоуменно отвечать на все его вопросы. Петр стиснул руки, понимая, что ей сейчас тяжело и что сейчас совсем не время обрушиваться на неё праведным гневом.
- Свои ключи.
Не спрашивая, зачем они ему, Эля послушно открыла сумочку, достала оттуда ключи, отчего из сумочки на асфальт выпали черные кружевные перчатки, она нагнулась, чтобы поднять их, но на полпути передумала и почему-то отшвырнула их мыском туфли в траву, что росла около подъезда. Протягивая ключи Петру, Эля смотрела куда-то в сторону, а не на него. Петр проследил за её взглядом, но никого не увидел, однако девочка всматривалась всё внимательнее, на её лбу собирались морщины, брови разрезала глубокая складка, Эля начала что-то бормотать себе под нос. Петру некогда было её слушать, ему нужно было каким-то образом уговорить её мать выйти из машины. Если она вообще услышит его. Он подозревал, что так просто, как с Элей, дело не закончится, поэтому вдохнул поглубже и быстрым шагал пошел в сторону машины. Надежда Васильевна сидела всё в той же позе, только руки поменяла местами. Петр открыл дверцу и нагнулся в образовавшийся проем.
- Пойдемте. – Женщина подняла на него абсолютно бессмысленный взгляд, в котором не было ни только хотя бы капли понимания происходящего, но и так же жизни. «Надеюсь, она не обезумела по дороге», - Петр, протянул ей руку и послушно приготовился ждать. Однако всё пошло совсем не так, как он предполагал, и даже не так, как боялся. В какой-то миг ему показалось, что в её глазах промелькнуло не то узнавание, но то адекватность происходящему, она протянула руку и послушно вышла из машины. И так же послушно дошла с ним до подъезда. Петр обернулся, чтобы убедиться, что его машина никому не мешает, нажал кнопку закрывания дверей на брелоке и, придерживая Надежду Васильевну под руку, дошел до подъезда, там спросил у Эли, какой им нужен этаж, и прошмыгнул вместе с двумя женщинам в подъезд, отряхивая за дверью мокрый зонт.
